Он подошел, облокотился о подоконник рядом с Чармейн, и они вместе прочитали статью.

«Лаббок. К счастью, встречается крайне редко. Лаббок — насекомоподобное существо лилового окраса, размер колеблется от кузнечика до человека и крупнее. Крайне опасен, хотя в наши дни встречается лишь в диких необитаемых областях. Лаббок нападает на всякого замеченного человека и вцепляется в него либо пинцетообразными ложноножками, либо мощным хоботком. В течение десяти месяцев в году он всего лишь разрывает человека на куски и пожирает, однако в июле и августе у лаббоков брачный сезон, когда они особенно опасны, так как в эти месяцы они подстерегают одиноких путников в засаде и, поймав, откладывают яйца в их тела. Спустя двенадцать месяцев из яиц вылупляются личинки, причем та, которая вылупилась первой, пожирает всех остальных, после чего этот единственный оставшийся в живых лаббок прокладывает себе путь наружу из хозяина-человека. Мужчина при этом умирает. Женщина рождает паразита естественным путем, в результате чего на свет появляется лаббокин (см. ниже). Как правило, после этого женщина также умирает».

Ой, я же едва спаслась, в ужасе подумала Чармейн, и они с Питером разом бросились читать следующую статью.

«Лаббокин. Потомство лаббока (см.) и женщины. Как правило, на вид не отличается от обычного ребенка за тем исключением, что у лаббокинов всегда лиловые глаза. У некоторых кожа также имеет лиловый цвет, а отдельные лаббокины рождаются с рудиментарными крылышками. Если ребенок по всем признакам является лаббокином, акушерка немедленно убивает его, однако часто случается, что лаббокина по ошибке растят как нормального ребенка. Лаббокины практически всегда обладают злобным нравом, а поскольку они могут скрещиваться с людьми, их темная натура изживается лишь через несколько поколений. По непроверенным данным, к лаббокинам возводят свой род многие обитатели отдаленных регионов наподобие Верхней Норландии и Монтальбино».

Эта статья произвела и на Питера, и на Чармейн сокрушительное впечатление. Они оба пожалели, что стали ее читать. Солнечный кабинет дедушки Вильяма внезапно стал крайне опасным местом, в углах закопошились неприятные тени. Да и не только в кабинете, но и во всем доме, подумала Чармейн. Они с Питером поневоле принялись нервно озираться, а потом выглянули в сад посмотреть, не таится ли там опасность. Когда Потеряшка в коридоре разразилась титаническим зевком, оба подпрыгнули. Чармейн хотелось выскочить за дверь и удостовериться, что окно в конце коридора закрыто надежно-пренадежно. Но прежде она очень-очень тщательно оглядела Питера в поисках чего-нибудь лилового. Он же говорит, что он из Монтальбино!

Питер был никакой не лиловый, а совсем белый. От этого на носу у него проступило множество веснушек, но не лиловых, а тускло-оранжевых, а редкие волоски, пробившиеся у него на подбородке, тоже отливали оранжеватым. Глаза у него были ржаво-карие, совсем не похожие на зеленовато-желтые глаза Чармейн, но тоже никакие не лиловые. Все это Чармейн успела прекрасно разглядеть, потому что Питер изучал ее так же пристально. Щеки у нее похолодели. Она поняла, что побледнела не меньше Питера. В конце концов они разом заговорили.

Чармейн сказала:

— Ты из Монтальбино. У тебя в семье, случайно, не было никого лилового?

Питер сказал:

— Ты видела лаббока. Он, случайно, не отложил в тебя яйца?

Чармейн сказала:

— Нет!

— Моя мама зовется Монтальбинской Ведьмой, но на самом деле она родом из Верхней Норландии. И она не лиловая. Ну-ка расскажи про своего лаббока.

Чармейн и рассказала все по порядку — как она вылезла из окна и оказалась на горном пастбище, где в голубом цветке прятался лаббок, и…

— Он к тебе прикасался? — перебил ее Питер.

— Нет, потому что я успела свалиться с обрыва, — сказала Чармейн.

— С обры… как же ты не разбилась насмерть?! — напирал Питер.

Он немного попятился, будто опасался, что она оживший мертвец.

— Употребила чары, — объяснила Чармейн с некоторым высокомерием — она была страшно горда, что у нее получилось колдовать по-настоящему. — Летательные.

— Правда?! — спросил Питер то ли недоверчиво, то ли завистливо. — Какие летательные чары? Откуда ты про них узнала?

— В книге вычитала, — ответила Чармейн. — Сначала я падала, а потом стала парить и преспокойно спустилась себе на садовую дорожку. И нечего так смотреть! Когда я спустилась, в саду был кобольд по имени Ролло. Не веришь мне — его спроси.

— Спрошу, — кивнул Питер. — Что это была за книга? Покажи.

Чармейн надменно перебросила косу через плечо и направилась к столу. «Книга Палимпсеста», похоже, решила спрятаться. Там, где Чармейн ее оставила, ее не было. Наверное, Питер куда-нибудь переложил, решила Чармейн. В конце концов она все же нашла книгу — та втиснулась между томами «Рес Магика» и притворилась очередным томом энциклопедии.

— Вот, — заявила Чармейн, швырнув книгу поверх «Порчи». — И не смей сомневаться в моих словах! А теперь найду-ка я себе что-нибудь почитать.

Она зашагала к стеллажу и стала рыться там в поисках подходящих названий. Похоже, увлекательных историй, которые любила Чармейн, в здешних книгах не было, но кое-какие названия показались ей занятными. Например, «Чудодейство как высокое искусство» или «Мемуары экзорциста» — каково? С другой стороны, трактат «Теория и практика хоральной инкантации» был явным занудством, а вот со стоявшей рядом монографией «Волшебный посох о двенадцати ветвях» Чармейн решила познакомиться поближе.

Между тем Питер устроился за столом и усердно листал «Книгу Палимпсеста». Только Чармейн успела обнаружить, что в самоучителе «Чудодейство как высокое искусство» было полно тошнотворных пассажей наподобие «И вот уже веселая феечка радует нас сладкой волшебной песенкой», как Питер раздраженно заметил:

— Здесь нет никаких летательных чар. Я все внимательно просмотрел.

— Может, были, да все вышли, я их израсходовала, — рассеянно предположила Чармейн. Она заглянула в «Волшебный посох о двенадцати ветвях» и нашла, что это весьма многообещающее чтение.

— С чарами так не бывает, — сказал Питер. — Где ты их нашла? Говори.

— В этой книге, я же тебе сказала, — отозвалась Чармейн. — А если ты не веришь ни одному моему слову, так и не спрашивай!

Она скинула очки с носа, захлопнула книгу и потащила всю стопку многообещающих книг в коридор, хлопнула на Питера дверью кабинета и ходила в дверь ванной туда и обратно, пока не оказалась в гостиной. Там она и решила остаться, невзирая на сырость. После статьи в «Рес Магика» сидеть на солнышке было уже совсем не уютно. Чармейн представила себе лаббока, маячащего среди гортензий, и предпочла усесться на диван.

Она погрузилась в «Волшебный посох» и даже начала понимать, о чем эта книга, но тут раздался резкий стук во входную дверь. Чармейн, как обычно, подумала, что найдется кому ее открыть, и снова углубилась в чтение.